Неточные совпадения
Истерзанная, исколотая, с висящими внутренностями, акула билась о палубу, извивалась
змеей, быстро и сильно описывала
хвостом круги и все подвигалась к краю.
Мне вздумалось дотронуться ей до
хвоста горячей сигарой: вдруг
змея начала биться, извиваться, поджимать и опускать
хвост.
На мызе Клейнберг говорили, что в окрестностях водится большая, желтая, толстая
змея, которая, нападая на кого-нибудь, становится будто на
хвост и перекидывается назад.
Только у нас, от одного конца России до другого,
змеи все одни и те же, с знаменитым мочальным
хвостом и трещоткой, а здесь они в виде бабочек, птиц и т. п.
Аляповатые лубки изображали их в виде маленьких смешных полуобезьян, с
хвостами крючком и с птичьими ножками, и всюду они представлялись только проказниками, то прячущимися в рукомойники, где их монахи закрещивают и запирают, то принимающими вид девиц, то являющимися в виде свиней, больших ящериц,
змей или собак.
— Нет, как он всех обошел… И даже не скрывается, что в газеты пишет. Другой бы посовестился, а он только смеется. Настоящий
змей… А тятенька Харитон Артемьич за него же и на всю улицу кричит: «Катай их, подлецов, в
хвост и гриву!» Тятенька весьма озлоблены. Даже как будто иногда из разума выступают. Всех ругательски ругают.
Плоские головки их ромбовидной формы, пестрый рисунок на теле, короткие шеи и
хвосты и злобное выражение глаз с щелевидными зрачками указывали на то, что все это были ядовитые
змеи.
«Ух, — думаю, — да не дичь ли это какая-нибудь вместо людей?» Но только вижу я разных знакомых господ ремонтеров и заводчиков и так просто богатых купцов и помещиков узнаю, которые до коней охотники, и промежду всей этой публики цыганка ходит этакая… даже нельзя ее описать как женщину, а точно будто как яркая
змея, на
хвосте движет и вся станом гнется, а из черных глаз так и жжет огнем.
Длиною-то был тот
змей Тугарин во триста сажен,
хвостом бьет рать рязанскую, спиною валит круты берега, а сам все просит стару дань.
Но вот этот трехглавый
змей сполз и распустился: показались хребты коней, махнул в воздухе
хвост пристяжной; из-под ветра взвеяла грива; тройка выровнялась и понеслась по мосту.
Чепчик я немедленно привязал к
хвосту бумажного
змея и запустил под облака.
Змея извернулась пятисаженным винтом,
хвост ее взмел смерч, и стала Маню давить.
От
змеи во все стороны било такое жаркое дыхание, что оно коснулось лица Рокка, а
хвост чуть не смел его с дороги в едкой пыли.
Но вот этот трехглавый
змей сполз, показались хребты коней, махнул в воздухе
хвост пристяжной из-под ветра; тройка выравнялась и понеслась по мосту, мерно и в такт ударяя подковами о звонкие доски.
Чорт выхватил, что ему было нужно, мигом свернулись у него крылья, мягкие, как у нетопыря, мигом вскочил в широкие, как море, синие штаны, надел все остальное, подтянулся поясом, а рога покрыл смушковой шапкой. Только
хвост высунулся поверх голенища и бегал по песку, как
змея…
Что было —
хвост, львицын, большой, голый, сильный и живой, как
змей, грациозно и многократно перевитый вокруг статуарно-недвижных ног — так, чтобы из последнего переплета выглядывала кисть.
— И все не то: дух подтверждает одно мое мнение, что и лучшая из
змей есть все-таки
змея» и притом, чем
змея лучше, тем она опаснее, потому что держит свой яд в
хвосте.
Свяжут крест из двух лучин и кругом креста обвяжут еще четыре лучины. На все наклеят бумаги. К одному концу привяжут мочальный
хвост, а к другому привяжут длинную бечевку, и выйдет
змей. Потом возьмут
змей, разбегутся на ветер и пустят. Ветер подхватит
змей, занесет его высоко в небо. И
змей подрагивает, и гудит, и рвется, и поворачивается, и развевается мочальным
хвостом.
Мышление уподобляется здесь
змее, ловящей себя за
хвост или стремящейся настигнуть свою же тень; оно может делать все новые и новые усилия освободиться от всякого данного содержания, трансцендировать себя, истощая свою энергию в отрицании всякой данности.
Вечная природа ипостасности вызывает здесь лишь вечную адскую муку, кольцевое движение
змеи, ловящей собственный
хвост, — магический круг, где все точки суть одновременно концы и начала.
Да еще снилося многим сквозь крепкий сон, будто вдоль по селу прозвенела колокольцем тройка, а молодым бабам, что спали теперь, исполняя завет Сухого Мартына, на горячих печах, с непривычки всю ночь до утра мерещился огненный
змей: обвивал он их своими жаркими кольцами; жег и путал цепким
хвостом ноги резвые; туманил глаза, вея на них крыльями, не давал убегать, прилащивал крепкою чарой, медом, расписным пряником и, ударяясь о сыру землю, скидывался от разу стройным молодцом, в картузе с козырьком на лихих кудрях, и ласкался опять и тряс в карманах серебром и орехами, и где силой, где ухваткой улещал и обманывал.